Зарождение гомеопатической медицины

Зарождение гомеопатической медицины.
Р. Грезингер
перевод Е.В. Мошковцевой

       Существует немного систем знаний, которые в один момент изменяются так резко, что кажутся изобретением одного человека. В частности, модель подсознания Зигмунда Фрейда и теория относительности Альберта Эйнштейна радикально отличаются от всего, что было до них. Чарльз Дарвин и Карл Маркс тоже изменили человеческую действительность в такой степени, что образовалась целая пропасть между миром, который достался им в наследство, и миром, который они сформировали своими идеями. Идеи, изменившие общественное сознание, не были совершенно новой информацией (подобно увеличенному изображению хромосомы или кваркам), поскольку в каждом случае мы можем проследить корни парадигмы далеко вглубь истории. Это было перестановкой знакомых существовавших идей новым способом, который показал ранее нераскрытую сторону. 
       Понятие подсознания столь же древнее, как рисунки на стенах пещеры в Ласко — фактически, десятки тысяч лет..., столь же древнее, как язык. Фрейд перевел процесс подсознания в нечто материальное, когда соединил его с моделями известными из анатомии, животного поведения, и социальной теории. Такое понимание не могло появиться до того, как Запад изучил аборигенов Африки и Америки; прежде, чем теории юриспруденции пересмотрели определение безумия; и, очевидно до того, как истинный масштаб ночного неба и биологической клетки начал просачиваться в философию. Внезапно один психотерапевт понял, что наши процессы мышления представляют лишь толику нашей умственной деятельности, и что нервная система включает в себя огромную подсознательную часть, которая удивительным способом формирует личность и общество. 
       Появившись век назад как великое изобретение одного человека, гомеопатия предвосхищается психиатрией не в полном ее значении, но в ее стремлении понять взаимосвязи умственных и физических симптомов, попытках установить законы психосоматического выражения организма в целом. Самуил Ганеман обобщил все медицинские знания своего времени, переосмыслил и выдвинул альтернативные способы их интерпретации и обобщения. Его цели были скромны, но вместе с тем, он изобрел науку, вобравшую в себя не только медицину, но и  психологию, и физику. Было ли это подлинным набором законов, или просто причудливая метафизическая фантазия - не единственная проблема: ее явное постоянство - признак того, что гомеопатическое понимание является не просто суммарным нашим пониманием природы вообще, но  и болезни, и выздоровления в частности.
       Известно также расхождение культурной приемлемости между гомеопатией и психиатрией. Принимая во внимание, что психиатрия оказалась способна стать воспитанным и образованным государственным деятелем и перевести свою примитивную тайнопись в рабочую академическую теорию, гомеопатия осталась чем-то вроде дервиша в предместьях науки. Психиатрия принята как логический материализм; гомеопатия - как альтернативная и метафизическая теория.
       Для понимания медицинского наследия Ганемана, мы должны показать древнюю конкуренцию между двумя основными путями происхождения врачевания. Один, без сомнения, ведет свое начало с Палеозойских времен с его массажистами, анатомическими ремесленниками, и торговцами травами, превратившимися в гильдии костоправов, хирургов, и фармакологов. Их инструменты  естественно переходили от клана клану, от поколения к поколению более чем десятки тысяч лет, а затем были унаследованы первыми цивилизациями в форме накопленных знаний и обычаев. В древних и средневековых эпохах эти практикующие экстрасенсы объединились с парикмахерами и кузнецами, но поскольку университетское образование и формальная философия стали предпосылками для медицинской практики, они изолировали себя от более невежественных ремесел, и отказались от применения целительной энергии. К двадцатому столетию это стало медицинской профессией. Они достигли этого статуса, прежде всего как академический культ и профсоюз, а не как потомки своих эмпирических предшественников. 
       Конкурентами этих профессиональных докторов, дружественных или безразличных, сотрудничающих или нет, были шаманы, уличные экстрасенсы и хоризматические маги. Выступая в роли шаманов, они смешивали духовные микстуры и вызывали потусторонние силы. Как духовные целители, они продолжали наследие колдовства и торговцев травами. Как доктора, они лечили своих пациентов разнообразными средствами, всегда ставя факт исцеления выше объяснений и теорий (хотя многие из них имели свои теории — религиозные, околонаучные, анимистические, виталистические, и т.д.). В раннем периоде официальной истории они были неотличимы от докторов; фактически, они часто и были докторами и объединяли в себе оба полюса медицины. Шаман мог быть спиритическим экстрасенсом и хирургом, виталистом и торговцем лекарственными травами, даже не подозревая, что может быть различие или противоречие между ними. Человек понимался практически в виде череды защитных масок; даже когда пациент не растворялся в личности того или иного знахаря,  он оказывался в необходимом балансе и гармонии. Постепенно объективная наука дала отставку таким врачевателям, им не было места среди гильдии сертифицированных медиков. Между китайскими, индийскими ведическими, друидскими медицинскими провидцами и греческими и римскими философами простирается эпистомологический разрыв. 
       Гомеопатия - это один из результатов вековых споров между этими двумя традициями. "Научная", лабораторная медицина, до сих пор основана скорее на интуитивных, обобщенных диагнозах, одухотворенных травах и минералах и Законе Подобия, чем на академической анатомии и фармакологии. 
       В своей истории медицины в четырех томах "Поделенное Наследство" (Divided Legacy), Гаррис Култер (Harris Coulter) так описал "эмпирическую традицию" лечения: диагностика пациентов методом осторожного наблюдения; интерпретации симптомов, как признаков глубоких целостных изменений;  обобщенный опыт, полученный из практического лечения больных. Это противопоставляется, так называемой "Рационалистической традиции", которая основана на использовании анатомической и фармакологической логики для выявления неоспоримой причинно-следственной этиологии болезни и лечения, берущей начало во времена Древней Греции. Болезнь по существу, классификация болезней, дали начало патологии как науки. 
       Рационалисты занимаются поисками общей теории, объясняющей разнообразные элементы и лечебные мероприятия, которые были успешны при лечении индивидуальных случаев. Законы лечения, которые являются законами природы, обосновываются на отдельных частных случаях. Методы современной нетрадиционной медицины, совершенствуемой столетиями, являются, по сути, применением причинно-следственной модели биомеханического действия. 
       Однако, "эмпирическая" медицина сторонится призрачных законов, основанных на абстракциях. Эмпиризм идет от случая к случаю, развивая интуитивное искусство, и только пробует вылечить конкретных больных. Он придает меньше значения медицинскому знанию, потому что полагает, что каждый человек - неделимое целое. В нем нет никаких категорий болезни, только больные и лечащие, которые считывают отличительные особенности патологии и лечения пациентов. Гомеопатия - воплощение эмпирической медицины. 
       Когда рационалист опирается на симптом типа каловых масс с кровью и его вероятную причину, эмпирист видит все разнообразие возможных причин и интерпретаций в зависимости от размещения и стадии в специфической последовательности болезни. Один из авторов собрания сочинений, известного как  Законы Гиппократа, обобщил этот принцип постановки диагноза, по крайней мере, еще в пятом столетии до нашей эры: «Человека лихорадит не просто от высокой температуры. Дело в том, что одно и то же вещество может быть и горьким, и горячим, или кислым и горячим, или соленым и горячим и иметь многочисленные другие комбинации.  Холод так же объединяется с другими ощущениями. Жар – это не просто сопутствующее ощущение, а является фактором, имеющим направление, который ухудшен и меняется вместе с другими факторами...» 
       Поскольку симптом есть результат иммунного ответа организма, нейтрализующего его дезинформирующим воздействием для уменьшения причиняемого повреждения, это может фактически мешать естественному заживлению, противодействовать ему. Лекарства, выбранные эмпирически, согласно Закону Подобия поддерживают кокцию,  обеспечивая толчок в том же направлении. Это почти всегда правильный рецепт. Так как кокция естественна и обеспечивается внутренними способностями организма к самовосстановлению, работа доктора должна распознавать этот процесс и способствовать ему. Так как рационалисты сглаживают и упрощают законы лечения последовательностью причин и следствий, врачи, занимающие такую позицию, пропускают далеко идущее и целостное влияние любого средства; таким образом, они вызывают всегда существующую опасность появления новой болезни, вызванной непосредственно их лечением, особенно когда подавляется иммунный ответ, как будто это и есть болезнь. Иллюзия, что можно всегда ограничиться воздействиями на определенные симптомы в отдельности, доведенная до абсурда, достигла апогея в характерном для современного рационализма сверхшироком спектре антибиотиков, которые могут породить долгосрочные побочные эффекты у отдельных людей и вызвать отравление окружающие среды, обеспечивая размножение более стойких мутантных микробов, вирусно-бактериальных рекомбинаций и их естественный отбор. 
       Не все Эмпиристы являются Виталистами. К ним относятся даже те, кто не разделяет понятие жизненной силы. В спиритических воззрениях и в вуду, силе шаманов, как мы отмечали ранее, так же много глупости, как и среди большей части акупунктуристов и гомеопатов, как и среди хирургов. С другой стороны, много знахарей и парапсихологов принимают существование телепатии или телекинеза, но не верят в жизненные свойства растений и минералов. Эти свойства необходимы для объяснения гомеопатии, антропософической медицины и алхимии. 
       Также не все Виталисты - Эмпиристы. Неэмпирические Виталисты долго развлекали нас одухотворенными энергиями и аурами, большинство которых предложены как универсальная база в некоторой межпространственной физике. Их приверженцы размещают в учебниках анатомии и фармакологии люминесцентные сетки эфира и астральных тел с костями и нейросетями. Наоборот, как показала современная психиатрия, Рационализм может давать начало как характерологическим и интуитивным школам, так и любому древнему Эмпиризму. Гомеопатия уникальна, являясь и высоко эмпирической и виталистической, качественно объединенная с китайской и ведической медициной, Аюрведой и некоторыми формами остеопатии. Гомеопатия имеет минимум Рационалистических элементов, которые  из всего перечисленного наименее виталистичны.
       Тогда как ядро эмпирических законов и методов представлено в пятом веке до нашей эры Законами Гиппократа, Рационализм, по-видимому, расцветает среди более поздней группы врачей, связанных исторически с книдианцами (Cnidians). Их метод лечения Противоположным (от противного) нам знаком: если у пациента повышена температура, то ее нужно понизить; если есть диарея, то врач должен воздействовать на причину ее развития; гной в легких нужно иссушать. Лекарства и травы, как ими предполагается,  работают порционно, на основе гуморальной системы, без приоритета  холистической жизненной силы. Если организм человека накопил излишнее количество жидкости, то должен быть добавлен иссушающий агент. Если высокая температура - дают жаропонижающее.
       Греческими Рационалистами завладели исследования того, как функционирует тело  с акцентом на химико-механические свойства. Ко времени Аристотеля абстрактная классификация начинала ограничивать действительность. Поскольку субъективное ощущение смысла заменялось формальными категориями, болезни стали рассматриваться скорее как фактические (материальные – прим. ред.) объекты, чем как нечто неизвестное с комбинациями выявляемых симптомов. Поскольку эта классификация стала более сложной и уверенной в себе, только те симптомы, которые относились  непосредственно к патологии  приобретали ценность; остальные симптомы или игнорировались  или им не придавалось особого значения. Болезнь стала дискретной (рассматриваются отдельные эпизоды целостного процесса в виде различных, изолированных заболеваний – прим. ред.), поименованной (классификация болезненных состояний по нозологическим формам – прим. ред.) и лечилась как другие подобные прецеденты (стандартизация методов лечения отдельных нозологичесих форм – прим. ред.). "Человеческое тело" Александрийского врача Ерасистратоса (Erasistratos) (родился около 300 года до нашей эры) представляло собой простой робот, пористую машину, перерабатывающую пищу и воздух, как частицы. Например, предназначение пищеварения заключалось в поддержании органов по типу простой фабрики. Создавая  лекарства по таким моделям, книдианские врачи выписывали рецепты с научной точки зрения, давая химические растворы для нейтрализации токсических состояний, стимулировали вялые органы и растворяли специфические скопления. Когда  находили гной в легких, почках или в другом месте, они прекращали кокцию, пытаясь извлечь патогенного возбудителя. Позже  острыми ножами они вырезали непосредственно больную ткань.
       По сравнению с тем, что мы видели, Эмпирический врач заметил бы опрометчивость пользы отдельного признака, для него значимо развитие болезни, направленное изнутри наружу. Однако, если кожные высыпания, например, не сопровождались бы общим системным улучшением, то это стало бы признаком того, что основная патология углубилась и отклонилась от благоприятного выхода. В этом  случае был бы проложен новый курс.  
       Эмпирические средства применялись для того, чтобы  помочь выйти болезни. «Цель терапии состоит в том, чтобы помочь организму сражаться с болезнью способом, который уже выбран организмом; лекарства и методы, используемые для этого, можно описать, как действующие на основе “подобия”, они стимулируют организм продолжать идти намеченным курсом». Таким образом, травы, стимулирующие повышение температуры можно было бы давать при лихорадке; холодные ванны могли бы быть предписаны при простуде. 
       Прослеживание путей и стадий развития симптомов было сердцем эмпиризма: "Болезнь излечивает сама себя изнутри кнаружи, процесс излечения вызывает появление новых симптомов.... Эмпирический поиск лечит непосредственно через  выделение материи болезни, пота и лихорадки, рассматривая их как благоприятные прогностические признаки с общей идеей, что болезнь разрешается через сыпь или выделение с последовательным нагноением или эмпиемой, если выделение неполное”. Эмпирицист ждал и наблюдал, оставаясь преданным представлению об уникальности комплекса болезни в пределах индивидуума, соответствующего  индивидуальной силе кокции. Появление многократных "болезней",  рассматривалось как различные стадии жизни, изменение кокции, или, возможно, особенности конституции: "Сыр не одинаково вреден всем людям: некоторые съедают его целиком без малейшего вреда, таким образом, чудесно подкрепляясь;  другим становится очень плохо. Так что физис этих людей разный, и разница лежит в конституции тела, которая враждебна к сыру, и пробудила помешать его потреблению.…». Наиболее творческий Эмпирический врач Александрийских времен был Герофилос (Herophilos) из Халцедона, который, помимо всего прочего,  схематизировал развитие болезней, связав циклы физиса и ритма пульса. "Он развил основу доктрины пульса, в которой типы пульса классифицировались согласно величине, скорости, силе, ритму, порядку, беспорядку и неправильности. Для того, чтобы сделать эти знания более наглядными он представил их по аналогии с музыкальными ритмами. Он также сравнил различные виды пульса с движениями газели, муравья, и червя". Постановка диагноза на основе пульса стало основанием высоко эмпирической медицины Востока, но не гомеопатии. 
       Как Римская наука окутана Законами Гиппократа, так новый научный Рационализм стал механистическим, рассматривая кокцию, как простую абстракцию. Изменения, вызванные высокой температурой тела, стали сложными, неопределимыми, и вызывали только  дразнящую неопределенность относительно того, в каком направлении они могли бы развиваться (выздоровление или болезнь), так что доктора ничего не могли сделать, чтобы помочь этому. Гомеопатия была не прямолинейна и не проблемна, как аллопатия, которая управляет просто нейтрализацией агента и поэтому совершает "чудо" исцеления. Новый способ мышления развился, поддержав индивидуальность  диагностики и лечения и, к вящей радости, приносил быстрый результат. Медицина перестала быть искусством, а стала регламентированной профессией с одобренными способами лечения. 
       В конечном счете, практикующие врачи приняли за основу сложную производную анатомии Эрасистратоса: оживший труп, работающий в соответствии с механическими законами, перерабатывающий пищу и воздух в плоть, и движение путем разрушения и перестройки сырья. Кокция все еще призывалась в виде призраков или молитв после выздоровления, но продолжали оставаться надежды описать ее, в конечном счете, в терминах физики высоких температур, влажности и распада, как пищеварение и внутреннюю химию. Это был еще один шаг в сторону от прегомеопатической мысли.
       Наибольшим проявлением Рационализма стал Методизм с его  органической деятельностью, включая мышление, рассматриваемое как результат случайных взаимодействий атомов. Римская Методистская школа Греческих врачей Темисона (Themison) и Тессаулса (Thessalus) рассматривала тело как пористую трубу, через которую жидкости циркулируют. слишком быстро. Если труба  расслабленная, расширенная, если она перетянута, то процессы протекают медленно. Потение и кровопускание было стандартным методом лечения для ограниченного потока жидкости, в то время как, темнота, тишина и диета из овсянки и яиц всмятку была средством от бурного потока. Доктора начали терять ощущение, что их лечение было успешно и стали волноваться больше о том, соответствует ли оно установленным категориям и традиционным стадиям. Култер (Coulter) указывает на "ошибку неуместной конкретности  врача, который думает, что знает что-то об организме, давая названия мнимым компонентам". Рационалисты объявили вивисекцию и диссекцию, как окончательные способы выявления непосредственных причин болезни.
       Эмпирицисты отклонили возможность изучения чего-либо касательно здоровья и болезни по количественному анализу трупов и лабораторным экспериментам. Римский врач Аулус Корнелиус Цельс (Aulus Cirnelius Celsus) в первом веке сказал: "Все, что возможно узнать о живом, можно узнать в процессе лечения". Цельс также писал: "Нет ничего более глупого... чем предположить, что состояние какой бы то ни было части органа человека при жизни, будет таким же, когда он умирает, или когда он уже умер ...,  только когда человек мертв, грудь и любой из внутренних органов предстают перед взором медицинского убийцы, и они - обязательно от мертвого, не живого человека". Тем не менее, анатомия продвигалась в направлении, от которого Ганеман полностью отречется.
Несмотря на приходящее увлечение Рационализмом, Цельс поддерживал Эмпирическую традицию в Римское время. Култер цитирует некоторые из его трудов: 
       Безумие облегчается формированием варикозных вен, дизентерией, или  кровоточащим геморроем. Эпилептический припадок может уменьшаться после дефекации. Слезотечение помогает при диарее. Боли в плече, распространяющиеся к плечелопаточному сочленению или рукам, уменьшаются рвотой черной желчью. Длительная диарея подавляется рвотой. Дизентерия способствует увеличению селезенки, круглые черви в стуле во время кризиса болезни - хороший признак. Если кровоточащий геморрой подавлен, последует внезапная и серьезная болезнь.
       Цельс был абсолютно лоялен к Закону Подобия:
Он использует черный морозник, когда в болезни фигурирует черная желчь, белый морозник при белой мокроте, и селезенку быка как средство от увеличенной селезенки. Занозы в коже оттягиваются  припаркой, сделанной из польского тростника, потому что "занозы польского тростника самые плохие из-за своей грубости". Аналогично, “скорпион - лучшее средство против себя. Некоторые толкут  скорпиона  в вине; некоторые толкут его тем же способом и кладут его на рану; некоторые помещают его на жаровню и окуривают этим рану. Гидрофобия лечилась  бросанием пациента в водоем.
       Здесь описана не только гомеопатия, хотя гомеопатия - наиболее очевидный наследник этой традиции; это - целая область подобной медицины, включая (в измененной форме) остеопатию, сопутствующие травмы гештальт-психоанализа и обучение бойцов терапевтического айкидо и других боевых искусств, которые преодолевают страх,  используя объект страха. 
       Римский врач второго века Гален (Galen) был классическим Рационалистом. Сын богатого семейства в Пергамоне (Малазия), он был чрезвычайно хорошо образован, учась подростком с последователями Аристотеля, Платона,  сторонниками стоицизма и Эпикура. В двадцать лет он поехал в Александрию, где проучился восемь лет. После четырех лет работы врачом гладиаторов Пергамона он уехал в Рим в возрасте тридцать двух лет. Там он проявил себя как высокомерный и глубоко знающий, явно доминирующий доктор своей эпохи. Гален обобщил  медицинские знания той эпохи. В тридцати или около того томах (двадцать дошло до наших дней) он указал направление для развития медицины на Западе. В отсутствии сколько-нибудь общей теории терапии, врачи были источником власти, частично из-за явного веса их учености и частично, потому что у них не было конкурента. Принимая во внимание, что Гален не одобрял фанатично механистический Методизм, он поддержал Рациональный подход и установил его как основу медицинского знания на четырнадцать веков. Точнее, он попытался объединить все различные методы и виды философий в единый значимый фирменный знак, который объединил кокцию, phisis, dynameis и различные законы лечения. Делая это, он, почти неумышленно, придал органам уникальный уровень категорического существования,  наделяя их полномочиями на уровне dynameis. Для живота, это было его пищеварительная энергия, для сердца - пульсация,  для вен - синтез крови. Дополнительно, каждый из органов затронул четыре основные dynameis: привлекательность, задержание, изменение и изгнание.
       Несмотря на его кажущееся подтверждение жизненной энергии в органах, Гален отделил их от целого организма,  придавая им различные силы. Кокция, в конечном счете, была  определена как динамическое взаимодействие четырех элементов, повинующихся закону противоположностей. "Органы работают и действуют друг на друга в качестве Горячего, Холодного, Сырого, и Сухого. И если кто-то говорит о любой функции, которая выполняется  венами, печенью, артериями, сердечным, пищевым каналом или любой дугой частью тела, то он неизбежно вынужден подтвердить, что эта функция зависит от пути, в котором смешаны четыре качества" (выше перечисленные – прим. ред.). Выздоровление за  счет восполнения недостающего элементов качества - определенный шаг к системе, которая обеспечивает жизнь. Медицина Галена, наряду с Арабскими вариантами Авиценны (Avicenna), Разеса (Rhazes) и Аверроэса (Averroes), которая были основаны на методе Рационализма, осталась доминирующей в застойной Европейской медицинской традиции и стала все более изолированной и провинциальной во времена средневековья. 
       Эмпирическая традиция осталась главным образом в народной медицине. Фактически, эта  значительная дихотомия сохранилась. Хотя формальная медицина вспыхнула из раздутой теории Галена так же внезапно, как, космология разбила вселенную Птолемея, Римская загадка вселенной - все еще наша отправная точка и, что более важно, наша неподтвержденная теоретическая граница. 
       Наиболее значительный провал в "четырнадцатисотлетнем" правиле Галенизма в медицине был спровоцирован швейцарским врачом Теофрастусом Бомбастом фон Хохенхеймом (Theophrastus Bombast von Hohenheim) (1493-1541), который взял имя Парацельс не только, как дань Цельсу, но и чтобы указать, что их пути разошлись:
"Я выяснил, что медицина, которую я изучал, была дефектна, и что те, кто написали об этом, ни узнали, ни поняли этого. Они все пробовали преподавать то, чего они не знали. Они  тщеславные болтуны, во всем их богатстве и великолепии не больше, чем в съеденном червем гробе. Так что я должен был искать другой подход".
       Такие поиски вели Парацельса его собственным путем через Испанию, Португалию, Англию, Германию, Пруссию, Польшу, Венгрию, Трансильванию, Хорватию, Италию и Францию; при путешествии от деревни к деревне и от области к области, он говорил с акушерками и торговцами травами, докторами и философами, священниками и рыцарями. Одна эта героическая этнография восстановила утерянную медицинскую традицию из рассеянных частей. "Доктору необходимы не красноречие или знание языка и книг, иллюстраций, которые они представляют, но глубокое знание природы и ее работы. ... Я не собираю выдержек из Гиппократа или Галена. Непрерывным тяжелым трудом я открывал их заново на основе опыта..."
Хотя Парацельс предложил широкий диапазон способов лечения, его акцент на Доктрине Подобия был аксиоматическим:
"Никогда горячая болезнь не была вылечена чем-то холодным, или холод чем-то горячим. Но случается, что подобное лечит подобное." Это подразумевает такое же буквальное выписывание рецепта, как прописывание  губок, глаз краба, и lapis lazuri при кальциевых отложениях (камней) в теле.
       Парацельс презирал поиск этиологии болезни  и соответствующих медикаментов. В соответствии с его теорией тело существует только как одновременная деятельность всех здоровых компонентов; следовательно, болезнь возникает как целостная сущность, имеющая духовное начало, а не только как возмущение в месте, где она случайно обнаружена или где существует очевидная патология: "Как тогда врач может искать болезни в чертах характера и сопоставлять им их происхождение, если они вызваны  болезнью, а не болезнь ими? Снег не делает зиму, но зима - снег..."
       Проведя молодость в шахтах, он был склонен к минеральному и алхимическому происхождению болезней и подчеркивал, что болезни шахтеров "являются духовной сущностью, вызванной испарениями от металла". Фактически симптомы похожи на умеренную форму отравления металлом и могут быть излечены только  поддерживанием больше полезных, чем вредных аспектов каждого металла в лекарстве.
       Парацельс отказался классифицировать патологии или искать экзотические несоответствия, чтобы опровергнуть их влияния. Локальные состояния, ответственные за болезни, всегда обеспечивали вылечивание, пока кто-то мог распознать их. "Вы ничего не должны знать, чтобы понять сущность, тело, и т.д. болезни как естественное явление земли и элементов указывающих Вам. Если Вы это знаете, то Вы знаете болезнь. Здесь лежит анатомия, отсюда следующая за медициной. Лекарство, берущее начало из соответствия болезни, и эта болезнь, дают обоснование для объяснения друг друга".
       Подобно тому, как полезный металл в лекарстве вытесняет свои ядовитые испарения в теле шахтера, общая формула для получения лекарств из растений  и животных могут экстраполироваться (см. ниже). Яды играют специфическую роль в такой фармакологии, потому что они уже обладают сильным действием: "Например, паук - сильнейший яд, с другой стороны, он же, самый сильный эликсир при хронических лихорадках".
       Столетьями алхимики искали Квинтэссенцию ртути и/или сурьмы в своих попытках синтезировать Философский Камень и сделать золото. В качестве протохимика Парацельс открыл подобные средства, но не просто связанные с изучением растений;  он стремился показать, что лабораторное превращение может превращать животные, растительные, и минеральные вещества в их Квинтэссенции. Через точную последовательность физических и духовных стадий, в колбах, духовках, с помощью обращений и просьб, алхимик-экстрасенс поднимает каждую сырую потенцию через новое тело, которое отдает свою активность. Волшебная химия Парацельса отражена  скорее в современной алхимии и антропософской медицине, чем в гомеопатии (которая имеет дело больше с Подобием, чем с превращением -  извлечением сущности различных процессов).
       Однако, существует, тесная связь между алхимией Парацельса и гомеопатией Ганемана: вещества (сущности), которые в их сыром состоянии обычно не имеют никакого влияния на тело  и, конечно,  не имеют никакого лечебного эффекта, получают свою целительную силу, когда они выделены и потенцирована их "Квинтэссенция". Таким образом, и  алхимики, и гомеопаты высвобождают лечебные свойства обычных и простых веществ;  те и другие вовлечены в волшебное превращение вещества в энергию. К тому же, так как модальность алхимической медицины имеет духовную основу, часто имеет место тот факт, что одна капля столь же хорошо действует, как сотня капель; половина капли или даже доля капли может быть достаточно мощна. В некоторых случаях может быть достаточно только запаха для всей Квинтэссенции лечебной работы с жизненной силой организма. 
       Гомеопатия аналогично производит лекарства, которые становятся  активными на основе потенциирования скорее, чем широко употребляемые легко усваиваемые вещества. Принимая во внимание, что традиционная Эмпирическая медицина (и позже, гомеопатия) выделила Закон Подобия, Парацельс сделал элементарную диагностику Гиппократа только частью своей космологии и добавил другую, основанную больше на астральной иконографии, систему выбора  лекарств в соответствии со "знаками", сходную с болезнями,  которые она должна была вылечить: "Знаки известны как Элементы -  то, в чем обитают Evesters; часть Evesters находится в воде, часть в кристаллах, часть в гладких мышцах; некоторые можно распознать в волнении вод, некоторые в песнях и мыслях".
       Знаки могут быть чем угодно: от цвета минерала до места произрастания растения, но обычно это форма  той или иной части растения (печеночница для болезни печени, грецкий орех для болезней мозга, сусло св. Джона для ушибов и ран из-за похожих отверстий на листьях, аконит для болезней глаз, так как семя маленькое, темное и круглое и окружено белой оболочкой и т.д.). Парацельс объяснял: "Поскольку природа служит нам внешним прототипом, зная природу минерала в тростнике, в дереве и других растениях соответственно, мы будем знать также, что соль в теле своим воздействием порождает подобные формы, что следует из подобия подобного. Было показано для всего, что форме подобно лекарство. Поэтому врачу надлежит знать анатомию соответствия одной вещи  другой".
       Врач, последователь Парацельса, Освальд Кролл (Oswald Croll) поддержал наставника: "Это кажется фантастичным, но растения через свои Знаки говорят с медиками, которые вглядываются в суть, они раскрывают свою Сущность, спрятанную в скрытном молчании Природы, говорят через свое подобие. Осуществляется... проявление скрытого значения через подобие,  которым пользовался Великий Демиург для проявления вещей божественных и оккультных, таких, которые обладали высшим сходством смысла. Все растения, цветы, деревья и другие вещи, приносимые землей - это Книги и Волшебные Знаки, объединенные Божьей милостью, которые могут быть нашим Лекарством”.
Кролл объявил тайный и религиозный поиск сокровищ среди набора криптограмм, внесенных в природу божественным бытием. Это - астрологическая медицина.
Доверять таким интерпретациям божественных загадок может быть опасно, но Парацельс обеспечил спасение от доктрины символизма: хотя знаки могут привести врача к лекарству, но это происходит только через "испытание" вещества тем, что свойства, указанные знаком, могут быть обеспечены. Гомеопатия позже объединила формальное "доказательство" с Законом Подобия, но знаки презирались как суеверие до 1940-ых, когда Эдвард Витмонт (Edward Whitmont) предложил возможную систему морфологической синхронизации. Наследие Парацельса, как оказалось, было пантеоном, объединяющим Вселенную и песчинку, анатомию, фармакологию, Доктрину Знаков, Закон Подобия, и т.д., но объединение было настолько обширно для того времени (подобно космической полевой теории, соединенной с практической медициной), что это немедленно разделило алхимию и химию, гербализм и фармакологию, философию и волшебство в руках его различных последователей. Когда алхимия Парацельса слилась с обычной аптекой, была потеряна Доктрина Знаков и астрологическая ботаника, соединяющая растения и звезды. В то же время определенные лекарства стали так  популярны, что химики - последователи Парацельса - фактически заполонили все аптеки центральной Европы, их влияние позже распространяется и на двор Джеймса I в Англии, и на аптекарей Франции, несмотря на запрещение в пользу средств Галена, предпринятого Парижским Факультетом в 1603. Неудивительно, что Парацельс все еще признается как отец медицинской химии.
       Спустя годы большинство формул Парацельса были адаптированы академической медициной к чисто химическому основанию: "соль, сера и ртуть, которые для Парацельса были духовными принципами, используемыми для определения физиологических процессов, стали сопоставляться с этими химическими веществами как лабораторными продуктами и  были, в конечном счете, преобразованы в кислоты и щелочь, терапевтическая